Покаянное письмо Верховному суду РФ
В ответ на комментарий к постановлению Пленума Верховного суда я не смог ограничиться комментарием, поскольку давно и последовательно тяготею к тактике позиционирования в социуме, описанной Грибоедовым в «Горе от ума» устами Молчалина.
Но бесы путают мое грешное сознание — частенько срываюсь на провокационные высказывания, которые могут провоцировать комментарии, содержащие признаки экстремизма, да и сам, бывает, пишу в экстремистском контексте.
Поэтому считаю нужным опубликовать покаянное письмо, в котором попытаюсь изложить смягчающие мою вину обстоятельства.
ПОКАЯННОЕ ПИСЬМО.
Господа, присяжные заседатели, я воспитывался в системе коммунистических ценностей, которые подразумевали непримиримость к оппортунизму, предательскому соглашательству с врагами СССР. Нас учили ориентироваться на героя Александра Грибоедова Чацкого, жизнь которого горька была из-за умного бунтарского нрава и невоздержанности в речах.
Особенно невоздержан был Чацкий в своей критике существоваших тогда общественных устоев, и его критические высказывания часто содержали элементы экстремизма. Господа присяжные заседатели, честное пионерское, нас так учила советская школа — нас учили тому, что Чацкий был прав абсолютно, и его неудачи в карьере и личной жизни были обусловлены тем, что он слишком рано родился, не в той исторической эпохе.
Этим подразумевалось, что героизация образа Чацкого в советской системе среднего образования свидетельствовала о том, что вот мы уже воспитывались в комфортной для реализации позиции непокорного борца с системой исторической эпохе. Что с победой большевиков, наконец, настала эра свободного волеизъявления — отпала необходимость критиковать фамусовых, и появилась возможность свободно и безбоязненно критиковать брежневых.
Но, господа присяжные заседатели, когда я стал взрослым, я осознал, насколько глубоко заблуждался в этом убеждении. Я понял, что критиковать можно было только время, в котором Чацкому плохо жилось, а нынешнее время, будь ты прав хоть как десять Чацких, нельзя ни при каких исторических эпохах, политических системах и правящих кланах. Это невыгодно и опасно.
И я изменил свое сознание — я понял, насколько был прав оппонент Чацкого Молчалин, говоря:
«Мне завещал отец:
Во-первых, угождать всем людям без изъятья —
Хозяину, где доведется жить,
Начальнику, с кем буду я служить,
Слуге его, который чистит платья,
Швейцару, дворнику, для избежанья зла,
Собаке дворника, чтоб ласкова была.»
Я понял, что даже самая последняя шелудивая собака имеет право гавкать, а человек ни в коем случае не имеет права ее критиковать. Почему? Потому, что собака лает в силу своей звериной песьей естественной натуры — она детерминирована, потому и гавкает. И ей простительно. А человеку непростительно, он царь природы, он без пяти минут сын Божий.
Но, вот беда — во мне борются два человека. Один, которого воспитала советская средняя школа, непримиримый принципиальный борец; и другой — который не собака, и не может себе позволить гавкать, даже на гавкающих, даже на гадящих в подъезде. Ведь, кто-то может воспринять мою критику, как призыв к эстремизму.
Мне горько, и я плачусь ныне: ну отчего в советской школе мы не изучали какое-нибудь мирное занятие — вышивание крестиком или трейдинг, к примеру. Что-нибудь такое, что окончательно и бесповоротно примирило бы нас с самой выгодной и самой человечной позицией: собака всегда права. Молчалин навсегда!
С уважением к самому справедливому Верховному суду в мире — Верховному суду РФ (здесь я мысленно пою гимн нашего государства в коленопреклоненном состоянии), с надеждой на снисхождение.
Shimus