Вечно в моей памяти

Локтионов Андрей Фёдорович. Бюст работы Семеновского.

— Добрый день, земляк! Я вздрогнул от неожиданности и машинально ткнул кисточкой совсем не в то место на этюде. За моей спиной стоял двухметрового роста человек, выход которого из-за шума волн на озере я не мог услышать.

— Здравствуйте, но я вас не знаю, — ответил я, теряясь в догадках.

— Локтионов Андрей Федорович, Герой Советского Союза. Он протянул огромную ручищу и сильно сжал мои пальцы, помогая встать с раскладной скамейки. Уловив мое замешательство, дружески похлопал по плечу.

— Как звать-то?

— Иван Алексеевич, — ответил я.

— Иван, значит. Иван — русское имя! — Какой смысл он вкладывал в это, мне было не ясно.

— Воевал?

— Воевал, конечно.

— Да, русского Ивана немцы крепко запомнили, даже шестиствольный миномет* окрестили «Ванюшей».

Я поспешил было свернуть этюдник.

— Садись, Иван. Дописывай этюд. Я обожду.

Сидел он молча на плоском камне, бегло посматривая то на озеро, то на этюд. Я вообще не люблю работать, когда за спиной стоят любопытные. Естественно, нервничал, ошибался в цвете, счищал краску и снова клал. Он, наконец, заметил это, встал, отошел подальше.

Глядя на него снизу, нельзя было не любоваться, стройной богатырской фигурой. Спокойный, твердый взгляд, несколько крючковатый нос, большие залысины. Все являло собой что-то орлиное, так органически вписывающееся в гористый пейзаж Кисловодского заозерья. Невольно подумалось, что наш степной орел нашел новое гнездовье здесь, в горных рысях.

Работа над этюдом подходила к концу. Воздух стал жарче, хотя ветер по-прежнему будоражил водную гладь, и мне никак не удавалось отразить это на холсте,

Локтионов внимательно посмотрел ещё раз на этюд.

— Если не ошибаюсь, у тебя, Иван, спокойный характер?

— Как это Вам удалось установить?

— По этюду. Он очень спокоен, когда озеро штормит.

Мне стало стыдно за неудачный этюд.

— Вы знакомы с живописью? — поинтересовался я.

— Немного. Моя супруга работает научным сотрудником в художественном музее имени Ярошенко, здесь, в Кисловодске. Вот и я понемногу приобщился к искусству. Встречи с художниками, беседы, лекции об искусстве, специальная литература кое-чему научили. — Приглашаю тебя в гости. Познакомлю с женой и дочерью. Сегодня специально тебя выследил, хотя не знал, что ты художник, — сказал он.

По дороге разговорились. Мне очень хотелось узнать, каким образом Локтионов узнал о моем приезде в санаторий. Оказалось, что его близкая родственница работала медсестрой в этом санатории…

Квартира Локтионова находилась в доме недалеко от вокзала. Комнаты со вкусом обставлены мебелью. В зале — пианино для дочери. Много книг по искусству, альбомы с фотографиями боевых друзей и родственников. Подшивка газетных статей о его боевых подвигах. Много писем и благодарственных листов аккуратно уложено.

— Это супруга, Лидия Константиновна, собирала всю совместную жизнь для памяти, — заметил он.

За окнами красовался тенистый сад. Абрикосы, яблони, сливы всяких сортов. Все добротно ухожено стараниями Андрея Федоровича.

Была у него еще одна страсть — пчеловодство. Летом пчелы вывозились в горы, на цветочные луга.

Кавказский мед в изобилии подавался к столу гостеприимной хозяйкой. По национальности она — осетинка. Во всем ее характере чувствовалось кавказское гостеприимство и необыкновенная доброта. Я понял, что в их семье — дружба и согласие, хотя Андрей Федорович всегда твердо стоял на своих позициях по любому вопросу. В музее Ярошенко меня познакомили с директором и собирателем картин выдающегося художника — Секлюцким, тоже художником. В определенные дни в залах музея устраивались встречи с художниками, артистами, певцами, отдыхавшими в Кисловодске.

По просьбе директора музея пришлось и мне рассказывать о работе над образом С. Есенина. На эту тему был организован интересный вечер. Лидия Константиновна сделала доклад о творчестве Есенина. Артисты читали стихи поэта, исполнялись песни на есенинские слова.

Познакомившись ближе, я понял, что широта интересов бывшего воина-летчика не ограничивалась самообразованием и воспитанием. Он вел активную военно-патриотическую работу среди молодежи. Выступал по местному радио с воспоминаниями о боевых делах однополчан, рассказывал о своих.

Моя встреча с семьей Локтионовых переросла в самые теплые дружеские отношения, посчастливилось не раз побывать у них в гостях. Несколько раз Андрей Федорович приезжал на родину в село Подкопаево Малоархангельского района и всякий раз гостил у меня. Живо интересовался творческими делами. Когда увидел у меня дома скульптурную композицию «Атаку», посвященную его боевому эпизоду, воскликнул:

— Ну, Иван, удивил! Угадал мою тактику: оседлать фашиста сверху и распороть ему хребет!

Общаться с Локтионовым было всегда интересно.

Говорил он кратко. Мысли выражал нестандартно, с какими-то только ему присущими логическими лабиринтами. Угадывался огромный жизненный багаж, дополненный приобретениями из литературы.

Последняя встреча с Андреем Федоровичем состоялась, когда ему уже перевалило за семьдесят. Он предложил пройтись по нашему городу. Расспрашивал о его перспективах. Подошли к монументу Пушкина. Ветеран долго и внимательно смотрел. Затем низко поклонился Пушкину, словно с ним прощался, Было заметно, что возраст и раны сильно сказывались в отяжелевшем теле героя.

— Молодец, Иван, спасибо! Дай руку. Теперь пойдем.

Он, видно, умел глубоко прятать свои чувства, и все же от меня не ускользнуло то смятение души, когда человек, пусть смутно, осознает, что ему отпущено оставшейся жизнью совсем немного…

Не прошло и полгода после нашей встречи, когда я получил печальную весть о кончине Андрея Федоровича. Лидия Константиновна, потрясенная несчастьем, просила меня походатайствовать о cсооружении ему памятника на Родине.

И. Семеновский
Скульптор, краевед.

Comments

Добавить комментарий

Пожалуйста, не надо спама, сайт модерируется.

Чтобы следить за ответами, подпишись на фид: RSS 2.0!