Наив и утопия в восприятии полкового комиссара Безтыкова
Кризис все расставляет по своим местам, освобождая вместе с наличкой от трат на любопытство. Весь потребительский спрос максимально концентрируется либо на функциональных приобретениях, либо на том, что не требует фантазии для трансформации в прикладное использование. В Брюсселе открылась выставка, представляющая многофункциональность использования предметов домашнего обихода.
Современные писатели тоже вынуждены подтягиваться в мейнстрим общих мировых тенденций, особенно, если за свои труды желают получать деньги. Разумеется, долг любого производителя товара ориентироваться на интеллект идиотов — в плане понятийной логичности при чтении интерфеса на тему — как юзать сие. Обязательным копонентом многофункционального предмета являются доступные пониманию дошкольника рисуночки, стрелочки, смайлики. Без этого юзабельность предмета может быть оспорена в гражданском суде. Литература, как известно, относится к предметам многофункционального пользования — подтереться, затопить печь, сгрести мусор, выкинуть картинно на помойку или (о!!!) попробовать прочесть.
Сразу замечу — дело рискованное, не гарантирующее возврата к первым вариантам использования. Но это беда условная, нематериальная — писатель уже гонорар получил, а покупатель уже бабки за экземпляр заплатил. Поэтому моя тема НЕ о том, как заработать деньги писателю, и НЕ о том, как сберечь от напрасных трат деньги потенциальному читателю. Моя тема о том, как сделать эклектичные по тематике тексты читабельными вообще, вернее, как с первых строк или при заглядывании на страницу наугад зацепить читателя креативностью собственного мышления. Отдельно отмечу — либо там должна содержаться инструкция о том, где прям сейчас найти кучу золота, либо это должно его сразу зацепить за то место, которое сможет при помощи вашего текста помочь ему полноценно симулировать удовольствие.
Однако, по коням!
Возьмем для примера самого среднестатистического интернет писателя (зачем нам замахиваться на гениев?), и конкретно рассмотрим его труд, ласково уложенный им в структуру собственных творений под наименованием «Надежда-4». Мне это близко — потому, что я как раз на излете своей бездарной жизни живу с Надеждой (правда, первой в моем послужном списке).
Открываем с первой страницы:
Конечно же вы не знаете, что такое Н4.
Откуда же вам это знать, когда эта милая вещица, если можно её так назвать, появится ни сегодня и ни завтра, а через достаточно длинный отрезок времени. Появится, чтобы сыграть свою злобную неоднозначную роль в моей крохотной неприметной судьбе…
Разумеется, уважаемый писатель, откуда нам знать? Это же у Вас маниакальное пристрастие к Н*, это у Вас она четвертая, но, судя по всему, с трех предыдущих попыток не научившая тому, что нам неоткуда знать про н-4. Разумеется, у нас пока Н-1 (отстаем-с). Так что мы не будем Вашу книжицу покупать — проживем сових НННН, скока Бог на душу положит, а Вашу если и прочтем, то в нужнике, предварительно выловив книженцию где-нибудь бесплатно, кем-то забыто-выкинутую. А чего нам сразу пенять — типа у Вас Н* ужо четвертая, а нам, типа не досталось раньше (видать, Вы наших ННН и потырили). Нескромно.
Или, открываем на N*ной страничке:
Они манят, в независимости от того, как ты видишь их — снизу или сверху. Меня же интересовал вопрос, когда я читал сводки самоубийств в местной газете: как много из тех, кто решился, успевали передумать, прежде чем долетали до земли. Наверное, прыгать в облака гораздо легче, чем когда ты видишь где-то далеко внизу черный асфальт.
Бррр… Это Вы для суицидников пишете? Их фокус-группа, к счастью, ничтожно мала в обществе, причем, еще и рецидивно неплатежеспособна по той причине, что большую часть своей жизни (до взлелеянной кончины) они проводят в домах социальной опеки (призрения) и шьют там тапки под аккомпанимент Дом-2 вперемежку с шоу со Зверевым. Книжки у них если и есть в библиотеке, то только те, которые благотворители туда принесли (Вы, из них, уважаемый писатель?)
Можем заглянуть поглубже, изучая первое в мягкой обложке, лежащее на прилавке:
За руку я затащил её в одно из множественных кафе, которыми полон наш огромный мир. Мы сели напротив друг друга в глубокие красные кресла, между нами был прозрачный столик, с разметкой для популярной игры нашего времени — стилит. Официант с закрытыми глазами записал наши сорта в крохотный блокнотик и исчез. Кроме нас присутствовали ещё пара апатичных по утру людей, единственным движением был замедленный бросок чашки к губам.
Хммм… Я бы мог Вам попенять на бездарный синтаксис, но Ваши манеры и познания в анатомии меня расстроили еще раньше. Я хотел бы представить, как Вы тащите девушку за ногу не в множественное, а эксклюзивное кафе (в таком случае, кстати, мб и позволила бы?). И снова промах — мы таких людей, таскающих пьяных девок за ноги куда-то и мордой об асфальт, видим часто, хоть и кофеев не распиваем по утрам в размноженных кафе. Кстати, бесплатный совет — внесите СЕО с названием кофейного бренда (на выбор) и отнесите туда. Постойте! Да, не сейчас! Когда кризис закончится, и у них появятся свободные деньги, чтобы Вашими слоганами окучить фокус-группу, состоящую из идиотов.
И вот, наконец, нас что-то попыталось задеть за живое (возможно):
— В первую очередь я — человек разумный, — я пил свой кофе очень быстро, и спящий официант уже маячил неподалеку, пока мой разум соответственно обгонял речь. — Я сторонюсь всех заманчивых, но чреватых по сути вещей. Я убеждаю себя, что я не азартен, хотя я не был в казино и ни разу не играл на деньги, но потому я там и не был, потому что убеждаю себя в этом. Так же для меня не существует женщин друзей, во всяком случае, в том смысле женщин… или в том смысле друзей. Я развиваю в себе отвращение к ним, то нормальное отвращение которое испытывает человек, с нормальной сексуальностью, к своему полу. Я стеснителен, по этой причине мог бы остаться одиноким до глубоких лет, но твое воздействие на меня было так сильно, что я смог бы пройти мимо, лишь с альтернативой самоубийства. Я бы не смог тебя забыть… — новая чашка. — Я уверен, что достаточно романтичен; не бедственно, а достаточно — понимать в двух смыслах этого словооборота.
Свидетельство раздвоения личности (не всегда признак шизофрении, не пугайтесь), но люди любят проще — либо про казино, либо про спорт, либо про соблазнение баб.
Сторис просто обязан быть подчинен жанру, ибо коммерческий успех сториса в том, чтобы просчитать свою фокус-группу на внимание, причем, не к себе любимому, не к Вашей бабе, а к тому, как Ваш герой: либо проигрывает-выигрывает-в-казино-потом стреляется-или-скупает-пол-баб-на-планете; либо долго-рвется-к-олимпийскому-золоту-преодолевая-мафию-и-груз-закаченного-допинга; либо-он-так-качественно-разводит-бабу, что ВСЕМ ХОЧЕТСЯ ТАКЖЕ!
А у Вас? Открываем финал, минуя жалкие потуги на секс-стори (надеюсь, хоть в реале все было продуктивнее, дружище?):
Я просто представляю, что это не я борюсь с ним, а кто-то кто похож на меня и кого я наблюдаю со стороны, который в свою очередь так же думает о ком-то, кто похож на него и меня, и видит его со стороны, а тот в свою очередь видит четвертое лицо-близнец, решающего свои внутренние противоречия, и так до бесконечности. Я как будто отстраняюсь, бегаю по обширным лабиринтам своего сознания от навязчивых мыслей, от длинного эмоционального червя, задавшегося целью поглотить меня, рыщущего по сотням представленческих уровней, силясь выискать меня — истинного.
О! Ужас! Эти солдаты били Вас своими коваными ботинками по нежным местам! О! Негодяи!
Есть проблема — это любят геи, но их не более 5% — коммерческий промах! Ничего личного.